Как расставаться с тем, что было неотъемлимой частью твоей жизни почти 60 лет, с 1955? 56? Вся моя сознательная жизнь (не 60 лет, конечно, но тоже уже прилично набежало) прошла, зная адрес Видевику-19-дробь-21-квартира-17. Видевику - по-эст "сумерки". Скороговорка, которую никогда не спутаешь. Эта люстра, эти шкафы и дверные ручки, эти балконные двери, и скрип половиц, и легкий звон стекол в шкафу, когда ты входишь в комнату.

И эти деревья, под которыми ты играла на одеяле, и клевер, который рос под ним, я помню цвет и форму листиков, я залезала на эту яблоню - но не выше вот той ветки, ох, а она не такая уж и высокая.. теперь. Каштаны, листья которых вы обрывали летом и делали скелетики, и блестящие коричневые плоды, которые ты собирала по осени. Раньше каштановых деревьев было больше, и среди них можно было заблудиться, их было шесть? или семь? И вот куст, тут сверчки были, вернее жуки какие-то, но девочка-соседка утверждала, что сверчки.. И моя яркая темно-красная кофта, связанная бабулей, в которой я вышла во двор. А лазалка все еще стоит, но я еще помню ту, что была ДО этой, и помню песочницу, который теперь нет, которую помогал строить мой папа, и вот тут стояла скамейка, на которой сидели бабушки, выгуливающие своих внуков, и моя бабуля тоже. А потом скамейку передвинули вооон туда. А потом вот тут поставили большую деревянную конструкцию-лазалку, а потом ее снесли за древностью, но я к тому времени уже не гуляла в этом дворе.

Мои руки были чооорные, когда я возвращалась домой и подставляла их под кран с холодной водой - вот тут была раковина с только холодной водой, потому что колонка с горячей водой была на противоположной стороне. А вот на кухне - холодный шкаф, для новых хозяев квартиры это дополнительная ценность при покупке. А для меня ценность - вот эта клеенка, которой все еще обиты эти полочки. И вот на этой полке всегда стояли большие банки с помидорами и огурцами. Повыше - консервы, в том числе с зеленым горошком, который я какое-то время в детстве НЕ ОЧЕНЬ любила, но всегда ела, когда бабуля доставала баночку со словами: "Давай я для тебя горошек открою, ты же любишь". А вот слева, на уровне глаз, стояла коробка с коричневым таким рисунком - с печеньками и конфетами, которую бабуля доставала для меня, или давала конфетку, когда собиралась уходить, на дорожку, вкусные конфеты были всегда именно там. А за этой банкой были две коробки с пуговицами - одна белая, как шкатулка, вторая круглая, зеленая из-под леденцов-карамелек. Мне вручали банки и освобождали место на столе, и я рассыпала эти драгоценности по кухонному столу и сортировала - по цветам, размерам и формам, некоторые пугавицы были связаны веревочкой.

А на кухне были окна с форткой и там, за окном была прибита веточка, на которую накалывали кусочек сала и зимой на веточку прилетали синички и даже снегири. Вдалеке, ближе к желтому дому, росло большое дерево, по веткам которого определяли - сильный ветер или нет. А еще на кухне стояла швейная машинка, за которой бабуля шила. И иногда мама с бабулей там закрывались и что-то делалаи. И изредка звали меня - примерить. Это тут, спиной к ним и лицом в раковину с задернутой вышитой занавесочкой первый раз я услышала: "Встань как ты обычно стоишь, ты что и правда всегда там прямо плечи держишь?" Потом не одна портниха вздыхая переделывала под меня выкройки, потому что блузки и пиджаки не сидели как положено.

А еще на кухне в духовке стояла большая банка из-под салаки, наполненная песком или водой, чтобы выпечка снизу не подгорала. И мы с бабулей делали там печенье, которое надо было прокручивать через специальную насадку через мясорубку. И тут поднималось под полотенцем дрожжевое тесто, и на проТвине подходили пирожки и ватрушки. А потом, на второй-третий день, бабуля подогревала их в кастрюльке со сметаной и они были мяяягкие-мягкие, когда я просыпалась поздно утром к завтраку. А на полочке рядом с плитой стояли банки со специями. А в одной из них с надписью Tee (чай) был какао-порошок, который бабуля смешивала с маслом и делала для меня шоколадное масло. Я же не зная еще разницы между языками, говорила: "Бабуля, сделай мне теэ!" Она всегда посмеивалась, когда я так говорила. А на стене у стола висела вышитая ею синими нитками картина, где за столом с самоваром сидят две дамы - одна постарше, вторая помладше. И мне тогда казалось, что это должны быть мама и бабуля, но внешне они были не очень похожи и это меня и расстраивало, и удивляло каждый раз, когда я смотрела на эту картину.

У двери был коврик Джули, карликого пинчера, Джульки, чудесной собаки, с которой я на четвереньках бегала к миске (я даже реально помню это, хотя потом это пересказывалось сотни раз в семейных байках), но которую я жутко боялась, когда ей давали косточку и мимо этой страшно рычащей собаки боялись проходить даже взрослые. Короткая шерстке вставала по хребту дыбом и эта ушастая мелочь показывала весь арсенал белых зубов.

А на шкафах наверху хранилось множество чудесный и неведомых вещей - от журналов с выкройками и пустых трехлитровых банок до старых пупсов, которые куда-то потом делись, но которых я еще помню. Один раз давныыым давно, эту всю шкафную конструкцию отодвигали во время ремонта, и я даже смогла оказаться по ТУ сторону шкафов, около крана, продя в отверстие, предназначенное для холодильника. Тогда еще холодильник был Ока (кажется я "пальцами" помню это слово, написанное прописью на дверце холодильника, и вертикальную ручку, или мне это только кажется?) А газовую плиту я научилась включать уже мнооооооого позже, когда бабуля после инсульта плохо управляла правой рукой, и я приходила варить ей молочный суп. Я еще всегда приносила творожный рулет из магазина около траНвайной остановки, Койду, кажется, он назывался.
А в ванной дооолгое время стояла древянная прялка с большим колесом. Кажется, накрытая марлей.

В большой комнате, когда деревья были еще маленькие, можно было услышать, как ходят поезда. Ну или по крайней мере увидеть. И я четко помню один вечер, когда за окном было уже темно-темно, и я лежала на диване и, видимо, в сотый раз спросила: "А вот этот поезд - это мама с папой едут?". А бабуля-дедуля сказали: "Они только завтра приедут, тебе с нами так плохо, да?" Я тогда ЖУТКО стушевалась, до сих пор помню, как мне стыдно стало.

В большой комнате на секции стояли часы, которые каждый день заводил дедуля. А за стеклом стояли книги и вазы. И везде бабулиными руками связанные и вышитые салфетки. И солнце, заливающее пол и ковер большой комнаты, солнечная сторона. И Джулька, спящая то на солнечном пятне, то в тени. И мы с кузиной, расстилающие одеялко на полу и рассматривающие журналы мод тех времен. Некоторые, кажется, были выучены наизусть. И кажется я еще помню, как мы обе умудрялись разместиться на большом подоконнике, около всегда стоял маленький стульчик. чтобы достать до форточки.

А еще у меня была своя шуфлятка в секции! И там были мои книжки и диафильмы, шашки и шахматная доска, карандаши в коробке из-под конфет, и головоломки. А потом мне выделили более высоко расположенную шуфлятку ))) и плюс самый нижний ящик с двуми полками.

Кажется каждый уголок квартиры - это какое-то воспоминание. И каждое место я помню в разных вариантах с разной перестановкой мебели - вот диван стоял тут, а потом вот так. Кресла были вот тут - и это было дедулино кресло, в котором сидел он, а с ним рядышком вмещалась Джулька. И он читал газеты, иногда зачитывая отдельные статьи вслух для бабули. Стол был в этом углу, а потом долго стоял по середине, а на нем всегда вышитая салфетка и ваза, пусть даже пустая. И на праздники раздвигался вот так. А потом раздвинутый диван стоял тут, когда бабуля приходила в себя после операции на тазобедренном суставе. Ох, была в 90-е дурацкая песня про тазобедренный сустав, которая меня бесила жутко, потому что я все детство помню, как болела у бабули нога, как она ходила с палочкой и с трудом садилась в машину только с правой стороны, и какие жуткие боли ее мучали по ночам.

А, ночи. Занавески в спальне - с темно-зеленым рисунком, который я рассматривала, пытаясь заснуть. И тени на потолке от проезжающих машин. И свет за занавесками в доме напротив - никогда не удавалось рассмотреть там людей, они были какими мифическими существами, никогда не подходившими к окну и не выходившими на балкон. И горшок с цветами на полочке балконной двери. И деревянный ящик на балконе, на котором любила сидеть бабуля. И именно с балкона она всегда махала нам, когда мы шли на трамвайную остановку. Махала, провожая, пока мы не скрывались за углом.

В спальне был волшебный трехстворчатый шкаф, в котором был свой вкусный запах - то ли духов, то ли просто чистого белья. Внизу лежали коробки из-под обуви, на которых были выведено "Перчатки" и "Комбинации". И где-то в стопке выглаженного постельного белья хранились деньги. А! Кошелек с деньгами. И еще где-то внизу была старая черная сумочка, которую никогда не доставали, но там были какие-то документы. И там же, между стопками белья лежал спрятанный молитвенник на польском.

А батареи были ограждены деревянной решеткой, потому что были жутко горячие. В спальне на ней стоял телефон. Светло-желтый. Потом - кажется, красный был. И мы с кузиной, предоставленные сами себе во время взрослых праздников, в спальне устраивали свои игры. Играли в морской бой, в карты, которые хранились в верхнем ящике секции в большой комнате в кожаном футляре, и.. даже звонили на случайно выбранные номера и говорили всякую чепуху несчастным людям. Страшно боялись, что нам перезвонят. Стрррашно.

И еще в шкафах хранилось пару лет подписки на "Работницу" и "Крестьянку". "За рулем" тоже был, но мы им мало интересовались. "Сад и огород" тоже нас не вдохновлял. И там было два тома детской энциклопедии, настоящее сокровище. Кажется, один том был про астрологию? Помнится, я где-то прочитала, что кто-то известный в детстве прочитал какую-то энциклодению от А до Я. Я загорелась повторить подвиг, но скисла, не добравшись до буквы Б Пробовала несколько раз, надо признать.

И около батареи в спальне было волшебное раздвижное кресло, теперь переехавшее на дачу, на котором было прочитало куча книг, почти весь "Волшебник изумрудного города", проглочен "Айвенго" за какие-то рекордные сроки.

А на кроватях, одеяло было сложено так, чтобы получался домик-будка, куда залезала Джулька поспать.

А в коридоре есть место на стене, где однажды появился крючок в виде собаки. А на нем, я зрительно помню, вешалась маленькая шубка, моя шубка. И кажется, чтобы я сама смогла повесить ее на лапу собаки, мне приходилось вставать одной ногой на скамеечку, стоявшую рядом. Скамеечка, с коричневой сидушкой и черными ногами. А потом я помню на этой же вешалке голубую куртку, а потом - яркую, разноцветную, кажется, купленную в Финляндии, а потом - свою уже взрослую одежду. И даже помню тот момент, когда крючок уже не выдерживал наших одежд. Ведь за это время случалось не раз, когда на вешалку наваливалось сразу четыре или пять плащей и курток - в дни рождения, когда собирались все свои.

У нас иногда в мае идет снег Особенно часто - на майские праздники. И каждый раз, когда в разговоре всплывает воспоминание о том, как на демонстрацию ходили и был снег, я вспоминаю тот день, когда я вышла из большой комнаты в коридор встречать маму и папу, возвратившихся с демонстрации, и мамина куртка (коричневая?) была вся мокрая от растаяшего снега. И вдоль длинного коридора мама стряхивала свою мокрую шапку. А под зеркалом на низком шкафу всегда лежала бабулина сумка. А рядом - шляпка.

Я помню, как Джулька бежала с лаем встречать дорогих хозяев к двери. И залитый желтоватым светом коридор. И радость встреч.

Мироздание одно забирает, другое дарит. И дарит щедро. Дорогое мрзд, а можно чтобы ДОЛГО было хорошо? ...я согласна, чтобы с потолка протекало... (с)